Слишком много информации, которую мозг не успевает переваривать; слишком много событий, на которые не успеваешь реагировать. Мог ли я представить, что когда мы с Кейт доберемся до спасительной, казалось бы, стены, тут будет... такое? Из огня - да в полымя, так говорят?
Я шел по штабу, вспоминая указания и дорогу к камере, куда поместили Джона. Вот уж та еще шутка судьбы: встретить того, кого меньше всего ожидаешь увидеть в эпицентре неприятностей. Но как так вышло, что Джон единственный, кто добрался до города? Или он просто единственный, кто попался? Вряд ли, если учесть здешнюю систему безопасности.

И я ни на секунду не верил тому, что у этого Эрика добрые намерения. И не доверял ему полностью, как и он, скорее всего. Я помню, как бесстрашные действовал там, в поселении дружелюбных людей и помню, как обращались с беззащитными людьми. И детьми, к слову. Безумие, жестокость и безжалосттность. Эти люди бесятся от того, что у них все есть для жизни. Вообще, странно наблюдать со стороны эти выведенные человеческие породы, помеченные одеждой как  разноцветными "ошейниками". Пока мы ехали в поезде по направлению к Штабу Бесстрашия, у меня была возможность увидеть сверху все эти стаи разных людей. Отчего-то этот город казался еще более чужим, чем тот лес, где мы с Кейт оказались после приземления.
Кейт.. Оставалось надеяться, что она в порядке. На душе ежеминутно кошки не только скребут, но еще и противно воют, и  впиваются, кажется, в горло когтями от осознания того, что она осталась там одна. Но там безопаснее, чем здесь, поскольку все бесстрашные на данный момент находятся здесь или в центре города.

Поворот, еще поворот, лестница. До места, где держали Джона, оставалось совсем немного. На мне были черные вещи бесстрашных: кожаная куртка, черная футболка, удобные штаны, которые я снял с того ученого из эрудиции. Такого на ковчеге отродясь не было, так что можно было пока что как минимум пользоваться удобствами жизни (хоть какими-то). Я чувствовал себя чужим, на мне были чужие вещи и я ел чужую пищу, но телу это все определенно нравилось. Ощущение комфорта, надо сказать, заметно поднимает настроение.

Да, Эрику доложили о беспорядках, устроенных Джоном еще при Мэтте, и парень понимал, что у его... друга? нет, знакомого? тоже не подходит, но сути это не меняло: дела его плохи, и если к Мёрфи не вернется мозг - от него избавятся.

И вот - дверь с табличкой "3", с небольшим окошком, через которое виден силуэт человека на кровати. Наверное, его организм должен свихнуться от количества витаминов и стимулирующих регенерацию веществ, которыми за ночь его накачали.
Казалось бы, что проще: войти в комнату к человеку, которого очень хорошо знал? Которому набивал морду за девушку, которого не мог терпеть там, наверху и с которым когда-то очень давно - так, что, кажется, это было почти что в другой жизни, находил общий язык и считал, что мы неплохо ладим и называл его другом.
Здесь иначе. Он единственный, к кому я мог повернуться спиной и ожидать удара, но никак не ножа.
И все равно просто буднично войти в эту комнату было трудно. Хотя, Мёрфи, наверное, еще труднее.
Провожу по магниту рядом с дверью картой, выданной мне той самой девушкой-медсестрой, и прохожу внутрь, сдерживая рвущуюся наружу улыбку - хотя бы потому что рад видеть живым кого-то близкого и знакомого - и плевать на то, как его обозвать.
- Джон? - подхожу ближе, вглядываясь в лицо парня. - Да уж, выглядишь фигово, - делюсь наблюдением, протягивая ему бутылку, - вода. - и ощущение неловкости ситуации - как будто на чужом дне рождении, или когда оказываешься с незнакомым человеком и вам нужно о чем-то говорить. Джон был не совсем чужим, но будто бы эти две недели превратились в года, и на грани с тем, что я видел перед собой "своего" человека с Ковчега, я также видел совсем другого Мёрфи, хотя тот и не успел ничего ни сказать, ни сделать.